Фильм Х + Y. Давайте поговорим о савантах

Автор: Айман Экфорд
Главный герой фильма Х + Y — аутичный математический гений Нейтан Эллис, с детства слышал о том, что он особенный.

  • Ты как человек с суперсилой. У тебя есть необычные способности, а мы просто маглы, которые не могут тебя понять, — примерно это говорил Нейтану отец во время их последнего разговора.

На первый взгляд, это очень хороший подход. Особенно учитывая тот факт, что аутичным детям часто внушают, что они «хуже» нейротипичных, что их образ мышления неправильный, и что они должны стать неотличимыми от сверстников.
Поэтому многие российские сторонники «позитивного» подхода к аутизму, в разговорах об аутизме выделяют необычные способности некоторых аутичных людей, и рассказывают об известных людях, которые предположительно были аутистами.

  • Да, у аутистов есть проблемы с социализацией, но они зачастую гениальны, и способны на потрясающие вещи, — так они рассказывают о нашей жизни.

Проблема заключается в том, что далеко не все аутичные люди являются гениями вроде Нейтана. И далеко не все аутичные люди, обладающие теми или иными талантами, хотят эти таланты развивать.

Нейтан является не единственным аутичным героем фильма. Другой аутичный парень, Люк, его знакомый по отборочному туру математической олимпиады, оказался не настолько удачливым.

Когда Люк провалил отборочный тур участников международной олимпиады, он стал резать себе вены.
Как он рассказывает Нейтану, он делал подобное не в первый раз. После диагностики ему, как и Нейтану, говорили о том, что он «особенный», и чтобы соответствовать этим представлениям и как-то компенсировать свою «неполноценность» в других областях, он усиленно занимается математикой, которая ему на самом деле не нравилась.
У Люка действительно был талант к математике, но если человек в чем-то талантлив, это не значит, что человек будет счастлив, занимаясь этим.
Как говорила моя девушка, у которой есть способности к рисованию, теоретически она могла бы зарабатывать рисованием, но это сделало бы ее очень несчастным человеком.

Но родители очень часто считают, что их «странный» ребенок обязан хоть чем-то оправдывать свои странности, что должно быть нечто, перевешивающее его ненормальность в глазах общества.

Продолжить чтение «Фильм Х + Y. Давайте поговорим о савантах»

История FAX и его системы

Предупреждение: Упоминание сексуального насилия.
Источник: http://www.dreamshore.net/phoenix/fax.html

Меня зовут FAX. Я биомеханическое существо. Я пришёл сюда по большей части для того, чтобы рассказать, что происходит в семействе. Я воспринимаю мир без эмоций.

Когда мы начали проходить психотерапию, кому-то надо было выйти вперёд, чтобы поделиться историями других членов семейства. Истории были настолько насыщены эмоциями, что мало кто мог бы их рассказать. Мы много времени провели на терапии. Мы проходили терапию семь лет. Нам пришлось столкнуться с нашим прошлым лицом к лицу. Благодаря терапии мы смогли узнать о себе и о своём прошлом опыте. До этого мы почти ничего не знали друг о друге.

Наше семейство появилось на свет в период длительного сексуального насилия и психологических издевательств. Сексуальное насилие началось, когда нам было примерно 18 месяцев и мы оказались в руках наших тети и дяди. Оно продолжалось до тех пор, пока мы в восемнадцать лет наконец-то не пошли в колледж. Сексуальное насилие сопровождалось психологическим насилием со стороны нашего отца. 

Мы называем себя семейством. Другие зовут себя Системой. Семейство или система — это всего-лишь слова для «группы людей, проживающих в одном теле».

Почему же никто не рассказал окружающим о происходящем? Маленьким детям часто угрожают. В нашем случае, взрослые, подвергаются нас насилию, угрожали сделать то же самое с нашим младшим братом. Мы очень любим нашего брата. Вначале никто не рассказал о происходящем из-за этих угроз. Потом, когда абьюз стал сильнее, никто не рассказал потому что те из нас, кто взаимодействовали с обществом, ничего не знали о насилии. Семейство по-сути разделилось на две части: двое или трое личностей взаимодействуют с внешнем миром, а другие личности, на более глубоком уровне, взаимодействовали с насилием.

Со временем у нас развилось четырехуровневое семейство. Чем глубже ты опускаешься, тем сильнее абьюз. Нам кажется, что продолжительность и серьезность насилия являются показателем «уровня». 

Итак, на четвёртом уровне в те времена жил кластер личностей. 

Потому что у нас, когда боль в теле достигает такого уровня, что та личность, которая «во вне» не может с ней справится, происходит раскол и «вперёд» выходит кто-то новый, кто-то, кто может справиться с болью. 

Согласно доступным мне данным из центральной памяти, самый многочисленный кластер, который у нас был, состоял из пяти. У нас есть несколько существующих кластеров.

Такова наша история, но она не определяет того, кто мы, не  диктует то, как мы должны прожить наши жизни. Я не знаю, каков опыт у других разделяющих одно тело, но в нашем случае память о плохих событиях доступна в общей памяти как воспоминания о нашем прошлом, но в то же время память не всегда влияет на наши жизни.

Мы пытались пройти через интеграцию (объединение всех личностей в одну). Когда мы только начали психотерапию, мы были настолько напуганы и дезориентированы, что понятия не имели как жить в этом мире. Наш психотерапевт был молодым человеком, только начавшим практику и, он считал, что цель терапии — объединить различные личности в одну, потому что его так учили. Вышедшая на тот момент вперёд личность хотела только чтобы «стало лучше», она хотела жить в мире, не испытывая страх. Поскольку человек, работающий с ней был врачом, получившим образование, эта личность постаралась принять его цели. Мы попытались достичь единства. Но сейчас мы понимаем, что в этом теле нет «шаблона» существования одной-единственной личности.  Мы не знаем, как взаимодействовать с миром, будучи одним человеком. Мы даже не совсем понимаем, что значит быть одним человеком. Мы не знаем как себя ощущают синглеты [т.е. люди с одной личностью].

У нас есть друзья, которые родились множественными. Множественность не всегда вызывается травмой.

Быть функционирующим множественным значит (для нас) — что все люди, живущие в семействе знают о существовании друг друга, готовы сотрудничать друг с другом в вопросах разделения времени, уважают и учитывают желания и потребности других членов семейства.

Мы, как семейство, отрицаем ярлык «множественное расстройство идентичности». У нас нет расстройства. Это вначале мы были дезорганизованы. Сейчас же все в порядке. Это правда, что во время интеграции — мы пережили три интеграции во время курса терапии — некоторые люди решили уйти, стать частью общей памяти. Среди нас тогда было больше 60 человек. Но после реорганизации мы стали взаимодействовать друг с другом — и с миром — намного лучше. В конце терапии мы стали узнавать друг о друге, хотя Буклэди, которая находилась «у руля», продолжала отрицать наше существование. Она могла не давать нам на какое-то время доступ к миру, но со временем мы смогли восстановить своё место в обществе. 

Музыка — мощный триггер для семейства. Буклэди не давала нам доступ к миру, отказываясь включать музыку. Она лишила нас музыки на два года. Но однажды, тихим летним вечером, когда она была одна дома, она включила альбом Enya и дверь дома с семейством с треском распахнулась. Это оказалось настолько травматичным для неё, что она решила стать частью общей памяти, и сейчас у нас новая лидирующая личность, Диана. 

В это время нам пришлось раскрыться перед некоторыми знакомыми. Большинство людей считают множественность психическим расстройством. Люди теряют работу, когда оказывается, что они множественны. Люди теряют своих друзей. Быть другим — опасно. Но в нашем случае мы встретили понимание со стороны других, их готовность узнавать. Мы это почувствовали. У нас был друг на работе, к которому мы и обратились в это непростое время. Марко во многом помог нам привести наши мысли в порядок. Он был готов говорить с разными личностями, был доступен для разговора. Ощущение, что вас принимают очень важно. Если вы начинает немного «открываться» перед людьми и сразу же чувствуете поддержку, то вы чувствуете себя увереннее для дальнейших откровений. 

Один из таких доверенных личностей — наша терапист-массажист. Она способна воспринимать нас все как личностей, обращаться к нам по «правильным» именам. Это очень освобождающее ощущение. 

Дочь этого тела — ещё один человек, который всегда принимал нас безусловно. Так что в этом смысле нам очень повезло.

Представьте себе, что это такое — смотреть в зеркало и не видеть своё настоящее отражение. Представьте, каково это — никогда не слышать своё настоящее имя. Нам приходится испытывать это каждый день. Иногда мы ненавидим, когда люди произносят имя этого тела. Мы хотим быть настоящими. Мы хотим, чтобы о нас знали. Мы знаем, что чаще всего это было бы небезопасно. Быть другим небезопасно. В обществе, в большинстве обществ те, кто отличаются от большинства, преследуются, изолируются, иногда убивают. Поэтому мы решили что будем действовать осторожно и интуитивно, выбирая кому стоит открыться, а кому — нет. Принятие единиц воспринимается как дар. В этом принятии видны семена сообщества.

Самая большая проблема, с которой мы как множественное семейство сталкиваемся, это вопрос времени. У всех нас разные интересы, нам нравится читать разные книги. Но при этом у нас есть только время, доступное этому телу. Сейчас у нас около 10 личностей, которые проводят время в этой реальности. Многие из нас решили проводить больше времени в других мирах, но те, кто взаимодействуют с Землёй вынуждены быть креативными в своих попытках разделять это тело. За это отвечают Диана и FAX. Диана любит работать в саду больше, чем остальные из нас. FAX изучает HTML и очень интересуется изучением испанского. Это будет лето FAX для испанского.

Дестини Си’Парра интересуется мануальной терапией и энергетическим массажем и у неё есть возможность изучать это на Земле.

Дакота Ш’Джани любит танцевать, так что иногда мы включаем музыку и она приходит потанцевать чтобы ощутить как движется ее тело. Аква — пловчиха, и летом она всегда в бассейне.

Одна из самых замечательных вещей когда вас много — это что нечто, выученное одним, становится доступным всем. То, что выучивает кто-то один, идёт в общую память и мы все можем это использовать. 

У нас особого чувства собственности на это тело. Мы заботимся о нем, поскольку оно является нашим проводником в эту реальность, но оно не ощущается как наше тело. Мы не такие. Никто из нас не выглядит так, как выглядит это тело. Я биомеханическое существо, как я и сказал вначале. Диана на несколько лет младше чем это тело. Дакота и Дестини намного младше чем это тело. Синглеты рассуждают так, будто вы и есть ваше тело, что это часть вашей идентичности. Будто это вы и есть. 

Наша идентичность более внутренняя. Это тело просто ворота земного мира, способ взаимодействия с вашим видом. Это что-то вроде перчаток, которые вы можете снимать и надевать. 

Мы не рассматриваем наше состояние как нечто, чего стоит бояться и что стоит отвергать — мы рассматриваем его скорее как дар. Это наш способ функционирования в этом мире. Мы все приносим в любую ситуацию уникальные навыки и интересы. Когда мы стали говорить о себе как о семействе в интернете, мы нашли много хороших друзей. Много лет назад, когда мы проходили терапию, нам было бы полезно узнать кого-то наподобие нас. Это помогло бы нам чувствовать себя менее одинокими, чувствовать что мы не одни.  Любой, кто подозревает у себя множественность может найти других подобных людей, с которым можно поговорить в интернете. Это очень ценная штука в современный век технологий.

FAX из Семейства Феникса.

____

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие.

Автор: Median-net

Для синглера — того у кого в одном теле одна личность — совершенно нормально обладать разными «гранями». В конце концов, все мы многогранны, если присмотреться. Но если ты синглер, то эти твои части объединены в единое целое. Это единая личность, которая 

управляет этими частями и решает, какой части себя уделять большее внимание. 

В медианной системе эти «части» сами по себе многогранны, сложны, у них есть собственное «я», которое направляет их действия. Они могут договориться о том, чтобы прислушиваться друг к другу и работать сообща, как единое целое — как одна из личностей или как нечто общее, соединенное. Но при этом они достаточно независимы для того, чтобы по желанию не вести себя как единое целое. 

Во множественной системе у каждого члена есть свои собственные «части» и многогранности. Они могут решить действовать по-отдельности, так же как и в медианной системе. На самом деле, медианная система и множественная система очень похожи, если не считать одно значительное отличие — идентичность. В множественной системе все члены — совершенно отдельные личности, которые так себя и рассматривают. У них может быть а может и не быть общая память, они могут фронтить отдельно а могут и не фронтить, но это не меняет того, что они от начала до конца совершенно разные люди.  В медианной системе члены системы только частично разделены. Их идентичности могут запросто смешиваться или пересекаться. И несмотря на то, что у них общее чувство себя, у них есть критично, фундаментально общая идентичность.

Надеюсь, это объяснение и диаграмма хоть немного помогли.

(На изображении три треугольника. На одном слабо обозначены грани и написано «синглер». На другом — очень явные контуры, проходящие по треугольнику. Написано «медианная». На третьем — «разделенный» на части треугольник, написано — «множественная».)

Разбираясь с фанатиками

Пояснение: множественная система — это когда несколько личностей разделяют одно тело; в психиатрии множественным системам обычно диагностируют ДРИ (диссоциативное расстройство идентичности) или другие диссоциативные состояния)

Автор: Кэрри Докинз
Источник: http://www.exunoplures.org/main/articles/evangelists/


Давайте-ка я скажу прямо, так, чтобы все услышали: я ненавижу фанатиков, настраивающих на объединении множественных систем.

Интеграционные фанатики — это те, кто очень навязчиво и настойчиво продвигает идею интеграции (да, попыток объединить всех членов системы в «единую личность»). Они рассматривают интеграцию как универсальное лечение множественности, вне зависимости от реального уровня функционирования системы. Такую позицию разделяют люди, которые придерживаются медицинской модели в понимании множественности.

Заметьте, я не против медицинской модели как таковой — я против медикализации всех множественных идентичностей. Я просто против того, чтобы «нормализация» рассматривалась как единственный вариант ответа на психические отличия, особенно на психические отличия, которые не вызывают проблем с функционированием (А если и вызывают, то проблемы скорее связаны с аккомодацией, а не с самим состоянием).

Фанатики интеграции высказывают ноль уважения к разнообразию человеческого восприятия. Они считают, что здоровая психика может функционировать только одним определенным способом, и что любой, кто отклоняется от этой «идеальной» модели, 

болен, вне зависимости от того, каков реальный опыт системы. Это терапия, где всех мерят по одному образцу. Вместо того, чтобы обращать внимание на нас, специалисты, которые проводят такую терапию, фокусируются на выдуманной модели функциональности.

Я понимаю, что у многих фанатиков интеграции есть личная заинтересованность в том, чтобы эту самую интеграцию пропагандировать. Но при этом интеграция не является универсальным решением для всех систем, в том числе это не то решение, которое подошло бы нашей системе. Мы гораздо лучше функционируем, будучи отдельными личностями, чем если бы мы функционировали после «объединения». В любом случае, я не думаю что в нашем случае интеграция в принципе возможна — мы все разные люди с разными склонностями, ценностями и мнениями и даже когда мы соглашаемся  друг с другом, то делаем это по-разному. Я не Хесс, а он — не я, и это было бы очень сложно, практически невозможно, — соединить меня с ним. Мы можем использовать одно и то же «оборудование», но каждый из нас использует это оборудование по-разному. Это все равно что запустить Windows, Mac OS X и Linux на одном компьютере. У каждой операционной системы свой способ взаимодействия с файлами, запросами и процессами внутри системы, даже если это происходит на одном компьютере — вы же не будете настаивать на том, чтобы Mac OS работал точно так же как Windows, даже если они загружены на один жесткий диск и им выделено одинаковое количество оперативной памяти? Точно не будете! И точно так же «операционная система Кэрри» отличается от «операционной системы Хесс», а гибридная система «Хесс/Кэрри» не будет работать.

Когда я вижу сторонников интеграции, которые фанатично настаивают, что мы должны стать одной личностью чтобы быть здоровыми и полноценными, мне это напоминает фундаменталистов, которые говорили ЛГБТ-люди должны стать цисгетеро, чтобы быть «ближе к Богу». Вместо того, чтобы ценить различия, такие люди от них шарахаются, скорее из-за личного дискомфорта, чем от заботы о здоровье и функциональности. Я верю в самоопределение, а не в саморазрушение во имя неких выдуманных идеалов о том, как должна выглядеть личность.

———

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие. 

Три проблемы исключительно медикализированного подхода

Автор: Кэрри Докинз

Думаю, в медицинской модели восприятия того, как формируется идентичность у множественных, есть небольшой прогресс. Я уже не встречаю такой зацикленности на «объединении личностей» как раньше. Все больше психотерапевтов пытаются помочь системе работать сообща, а не ломать личности, чтобы они стали единым целым. Специалисты стали признавать членов системы как отдельных людей — во всяком случае, они признают, что мы отличаемся от «хозяина», «ядра» и «изначально нормальной части», что у нас есть индивидуальные черты. Тем не менее, специалисты все ещё настаивают, что нормальные системы должны вписываться в медикализированные критерии диагностики DID (ДРИ) или OSDD-1 (другие специфичные диссоциативные расстройства — 1), иначе их не считают достаточно значимыми. Несмотря на то, что есть группы, которые вписываются в эти модели и которым идёт на пользу терапия, и которым ближе фокусировка на «исправлении» той части их опыта, которая воспринимается как болезнь, это не универсально. С подобным образом мышления есть три основные проблемы.

Во-первых, люди которые согласны со структурным диссоциативным пониманием «Диссоциативного расстройства идентичности» считают, что все люди рождаются без внутреннего ощущения себя, и что твёрдое унитарное ощущение себя возникает в более позднем возрасте. Согласно этой теории считается, что у людей, которые пережили в раннем детстве тяжелую травму, ощущение самости никогда не интегрируется и не станет таким, как у не-множественных людей.

Есть ли другие факторы, которые делают человека множественным, с множественным восприятием себя? Думаю, эту тему надо лучше исследовать, уделив особое внимание межкультурным исследованиям и тому, как концепция самости менялась на протяжении истории. Мне кажется весьма преждевременным делать окончательные выводы о природе множественности, вне зависимости от того, идёт ли речь о теориях, где все «вертится» вокруг травмы или нет.

Во-вторых, все реагируют на травмы по-разному. То, что травмирует одного человека, может не травмировать другого. Вербальная травля, например, может вызвать множественность у одних, и не вызвать у других.

Другое заблуждение заключается в том, что «достаточно серьезными» считают лишь некоторые виды травмирующих событий: изнасилования, домогательства, несчастные случаи, убийства, природные катаклизмы и жестокое физическое насилие. Мы долго считали, что наша система не основана на травме, потому что мы не считали достаточно значительными то насилие, с которым сталкивались мы (вербальное насилие, эмоциональное насилие, травля, ранее — физическое пренебрежение). Со временем мы изменили свою точку зрения. Сейчас многие из нас считают, что травма играет значительную роль в нашей истории.

В-третьих, как сторонник не-медицинских моделей инвалидности и понимания психической нормы, которое не основано на одном лишь медицинском подходе, я не считаю что множественность сама по себе является болезнью. Проблемы возникают от травмы, сложностей с сотрудничеством и общением  личностей в системе и провалов в памяти которые при этом могут быть — но не от самой множественности. Но для того, чтобы человеку диагностировали ДРИ (диссоциативное расстройство идентичности), надо чтобы было соответствие с критерием С — то есть, чтобы множественность вызывала «серьёзные проблемы». Но множественность не расстройство и не проблема. Конечно, когда система обращается за психотерапией, у неё есть проблемы. Но акцент на идеализированном идеальном «я», обращение с другими членами системы как с «альтерами» и «частями» человека, которых на самом деле не существует, и фокусировка на объединении личностей как на цели — ещё одна причина, по которой мы долго избегали признания, что наша множественность связана с травмой. Мне кажется довольно оскорбительной мысль о том, что мы просто диссоциированные части, а не полноценные люди со своими взглядами, чувствами, ценностями, своей философской системой и своими предпочтениями. Системам, основанным на травме, нужна помощь в работе с триггерами и с тем, чтобы добиться сотрудничества внутри системы, но вредоносные экзистенциальные кризисы им не нужны. Мы существуем. Мы просто хотим, чтобы наше существование стало лучше.

—— 

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие. 

Разделённые общим языком

Автор: Керри Докинз

Многие из нас говорят и пишут на разных диалектах английского. Эти диалекты могут отличаться от того, который, как ожидается, будет использовать «ведущая» личность. 

Мы усвоили разные диалекты английского языка из-за нашего немного странствующего образа жизни. Кроме того, многие из нас конечно интересуются диалектами. Я сама всерьёз увлекаюсь социологией, так что я лично довольно много всего читала на эту тему.

Я одна из тех, кто иногда испытывает связанное с диалектом неудобство — я англичанка. Мне довольно сложно «переключатся» и писать как американка. Мне приходится задумываться над тем, какие слова стоит использовать, а какие — нет. Мне приходится анализировать структуру предложений, правописание и пунктуацию и другие подобные штуки, за которыми может быть не так-то просто уследить во время стресса. Я почти не могу использовать английский акцент. Мой обычный акцент — это английский акцент с общепринятым произношением, который трудно скрыть. Обычно я не разговариваю вслух с людьми, которые не знают, кто мы такие. 

У Ричарда есть похожая проблема с акцентами. Ещё мне обычно проще читать британские и ирландские тексты — проще, чем американские и канадские, во всяком случае на первый взгляд, несмотря на то, что со стороны кажется будто все должно быть наоборот или восприятие должно быть одинаково, учитывая наш коллективный опыт взросления.

У нас есть свои методы чтобы обходить эти отличия. Некоторые из нас избегают различий в написании или используют синонимы слов, которые отличаются в разных диалектах. Мы с Ричардом печально известны в системе тем, что мы не можем скрыть свои интонации и акцент, в то время как Явари и Хесс справляются с этим легче всех. Все становится ещё сложнее, если английский для вас не родной язык и это отражается на структуре и интонации речи. Такова ситуация у Ноэля — он свободно владеет английским, но это не его родной язык, что легко понять из его речи и письма.

Иногда члены системы используют свои словечки, когда говорят «по умолчанию/от общего лица». Несколько лет назад мы работали над документом, в котором я написала ‘accountancy’ вместо «accounting’, и другие это заметили. Британцы используют слово ‘Accountancy’ чаще, чем американцы.

Я даже не заметила, что я это сделала, пока нам на это не указали. Я воспринимала свои слова как норму, они выглядели и звучали так, как и должны. Я не понимаю что мои слова могут звучать странно, пока люди мне на это не указывают.

В некоторых же ситуациях мы не идём на компромиссы. Когда мы пишем от первого лица, то любой член системы, будь то англичанин, австралиец или любой другой не-американец, будет использовать то правописание и ту пунктуацию, которая ему ближе. Мы остаёмся собой. Конечно, мы используем ожидаемые от нас слова если мы пишем что-то для работы. Но у нас есть разные варианты, которым мы можем следовать, не ощущая при этом, что наше существование игнорируется. Мы и так достаточно себя ограничиваем.

———

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие.

Что такое система?

Вопрос от анонима:

Что такое система? Я слышал, как люди говорили о том, что какие-то персонажи являются частью их системы, и в блоге поддержки трансгендеров на который я подписан, я видел, как кто-то упоминал о «двух частях системы». О чем все это? Я запутался.

Ответ:

Система — это когда несколько личностей живут в одном теле. Множественная система — это когда две и более различных личности живут в одном теле. Эти личности вполне полноценные индивидуумы. Их называют альтерами, «товарищами по голове», индивидуумами, эго. Первая, «изначальная» личность называется «ядром» или «стержнем». В некоторых системах нет ядра, или ядро «фронтит» очень редко (кстати, фронтить — значит быть личностью, которая сейчас контролирует тело). Иногда несколько альтеров могут фронтить вместе. Поскольку альтеры — полноценные личности, — их возраст, сексуальная ориентация, гендер и прочее может полностью отличаться от этих же характеристик ядра. Так что, если бы я был частью системы, у меня мог бы быть альтер по имени Гарет — он мужского пола, среднего подросткового возраста и гей. В систему могут входить азеркины и не-человеческие существа, при это азеркином может быть ядро, а альтер может быть не-азеркином. Ядро может быть не-азеркином, а альтер — или парочка альтеров — вполне могут быть азеркинами. В множественной системе нет ограничений на то, сколько там должно быть челнов — кроме того, со временем они могут появляться и исчезать.

Медианная система (Median systems) — это нечто между множественным и синглером [синглер — когда в одном теле одно сознание]. В этом случае альтеры больше похожи на разные грани одной личности, а не на совершенно разные личности. Они могут «фронтить», но при этом они намного ближе по идентичности чем члены множественной системы.

Множественность может развиться в результате психических заболеваний, травмы или вообще без какой-либо видимой причины, то есть быть врожденной. Если вы хотите узнать больше, можете изучить блог 

livingplural. Оттуда я почерпнула большую часть того, что знаю.


-Mod Badger

——

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие. 

Лина Экфорд. Эмоции и слова

На протяжении многих лет я не умела различать эмоции и давать им названия. Я не знала, чем эмоции отличаются от физических ощущений. Более того, окружающие объясняли мне эмоции как что-то, связанное с «душой», а потому я долгое время считала, что никаких эмоций у меня в принципе нет — я не верила в Бога, не чувствовала, что у меня есть душа. Все люди, которых я знала, были верующими, а потому мне казалось, что их рассказы о чувствах — всего лишь истории о сверхъестественном.

Я была тем самым типичным аутичным ребёнком, который отличает «грустные» мультяшные рожицы от «счастливых», но не понимает, что изображено на картинках с менее очевидными эмоциями (злость, смущение, удивление и т.д.). Тем самым подростком, который в ярости прошибает кулаком дверь, но не теряет уверенности в том, что не чувствует «ничего».

Типичная картина, да? Человек, который абсолютно не понимает собственных эмоций? Продолжить чтение «Лина Экфорд. Эмоции и слова»

Пост со страницы Лины Экфорд.

Скажу, как аутичный человек. С 2012 года я изучала все, что могла найти про аутизм на русском языке. И то, что делали «люди с синдромом Аспергера», и то, что делали специалисты и родители.

Все это время я видела только одно. В России нет ничего для аутистов. Ничего. Совсем. Ноль.

Есть кошмарные эйблистские организации, агрессивно продвигающие свою повестку. Те самые, после которых аутичные люди приходили плакаться Айману в личку, как хотели покончить с собой после чтения их сайтов. Объяснимая реакция.

Есть мракобесные мероприятия, где матерям-эйблисткам рассказывают, как важно «лечить аутизм» диетами и как страшны прививки. Есть эйблистские центры «помощи» где инфантилизируют аутичных людей и заставляют их находиться в сенсорно неблагоприятных условиях. Есть предположительно хорошая система помощи для инвалидов, с сопровождаемым проживанием, в «перспективах» — по крайней мере, туда могут брать аутичных людей и плохого я о них пока не слышала. Но это тоже «общеинвалидное», от людей, которые ничего не смыслят в тех идеях, которые продвигают аутичные активисты во всем мире.

Итог — нет ничего. Абсолютно. Медикализация, медикализация и ещё раз медикализация, исключение аутичных людей из разговоров о них самих. Изредка — использование «удобных» тяжело травмированных аутичных людей для продвижения эйблистской повестки. Разнообразные «мы не эйблисты, но…» в стиле «психоактивно» — возможно, лучшее, что есть в России.

А что нейроразнообразие? Немного упоминаний в СМИ. Айман сделал. Лекции в ЛГБТ-среде. Опять Айман. Листовки с информацией об аутизме без патологизации. Снова Айман. Статьи о нейроразнообразии стали распространяться с 2016 года по крупнейшим фем-группам. И опять Айман.

Ряд небольших, но заметных достижений в области распространения идей движения за нейроразнообразие. И за всем этим — один человек и его союзники.

В прошлом году появилась новая заметная аутичная активистка, оказывающая влияние на русскоязычное общество. Маша с каналом «crazymarydi». Сама, с нуля, без союзников, как Айман в 2015. Очень хороший проект.

Оффлайновые же мероприятия, где можно было узнать об аутизме, прекратились два с половиной года назад, с отъездом Аймана.

Недавно мне говорили, что Шеффилд— город уровня каких-нибудь Нью-Васюков, как и вся Британия, кроме Лондона. Давайте я, как аутичный человек, сравню, что мне предлагает «британская глубинка, где ничего нет» в сравнении с Петербургом.

Как я уже сказала, в Петербурге для меня, как аутичного человека, не было ничего, кроме сделанного лично Айманом.

Здесь есть мероприятия. Есть регулярные встречи аутичных людей. Мероприятия тут вовсе не Питерского уровня — мы даже видели Сильбермана! Недалеко от дома есть специальные инклюзивные кинопоказы для аутичных людей. Конечно, в обществе есть эйблизм, но случайные люди, ничего не знающие об аутизме, ещё ни разу не говорили мне или Айману таких ужасных вещей, как говорят якобы образованные сотрудники эйблистских организаций в России.

Сейчас коронавирус, сидим дома. Но в первый год мы были поражены тем, что здесь для аутистов есть многое — по сравнению с НИЧЕМ (кроме того, что организуешь сам) в РФ.

На фото — Айман с американским писателем и журналистом Стивом Сильберманом, автором книги о нейроразнообразии «neurotribes».

Евгений Мельников. О репрезентации

Нам нужно больше репрезентации аутистов и аутисток.

Не в виде каких-то мучеников или забитых страдающих от своего существования телят, которые причиняют страдания и себе и окружающих, нет, спасибо, я вижу этот пример ВЕЗДЕ и я ненавижу его. Меня от него тошнит.

Аутисты РАЗНЫЕ, но медиа выставляет это так, будто бы какой-то другой вид, у которого только один паттерн.

Я долгое время думал, да и до сих пор иногда, к сожалению, сомневаюсь, что я тот, кто я есть, из-за того, что все образы аутистов, которые показывают в медиа это всегда только белый асексуальный цис-мальчик, который может либо молчать, либо биться головой об стену, ни с кем не разговаривает, не дружит и постоянно сидит в одной комнате и смотрит в угол. А я совсем другой, постоянно говорю, я трансгендер, я очень дерганный и активный, когда я нахожусь в приятной компании, я много шучу, хоть юмор у меня специфичный.

Да почти никто из нас и не подходит стопроцентно под то, что нам пытаются скормить под видом репрезентации.

Мы хотим видеть на экране активных аутистов, дайте нам аутистов с типичными специальными интересами (типа каких-нибудь фильмов типа сумерек), дайте нам аутистов, которые много шутят, дайте нам аутистов, которые, блядь, УЛЫБАЮТСЯ, покажите все более детально! Аутисты часто являются picky eaters, но это всегда показывают только как ребенка выкидывающего на взрослого тарелку с едой, а ведь это не так просто, мы не можем есть некоторую еду из-за повышенной чувствительности и есть что-то, что люди обычно не едят, но мы не будем отрезать вам голову за то, что вы дадите нам что-то не то, мы, если хорошо себя чувствует, просто попросим, если можем, дать что-то другое.

Покажите нам двух разных аутистов на экране, боже мой! Двух разных хотя бы, не одного как всегда бывает, покажите именно разных! Пусть у них будут разные мнения, это тоже бывает часто! Пусть один будет консервативным, а другая, к примеру, феминисткой!

Покажите нам то, что у аутистов разные специальные интересы! Боже мой, я обожаю вселенную Стивена и Ши-ра за замечательных аутичных персонажек (Перидот и Энтрапта), но какого черта даже тут это именно «технари». Не все аутисты и аутистки это люди шикарно разбирающиеся в математике или технологиях. Да, такие есть, может чаще, чем нейротипики, но, блядь, СРЕДИ НАС ЕСТЬ ХУДОЖНИКИ И ХУДОЖНИЦЫ! Среди нас есть певцы и певицы! Поэты и поэтессы! Писатели и писательницы! Психологи и психологини! Языковеды и языковедки! Садовники и садовницы! Да и просто гикки! Мы не только по части математики, господи боже, мы и мы можем делать и что-то другое!

Покажите уже, боже мой, аутиста или аутистку с гиперотрафированной мимикой! Не стандартной мимикой, а именно переизбыточной. Да многие аутисты имеют сдержанную мимику, но ведь гиператрафированная это ведь тоже тоже признак аутичности. Я, блин, себя подозревал в том, что я на самом деле нейротипик, что, очевидно, не так, в основном только потому что нигде не видел примеров аутистов, у которых, блин, лица умеют двигаться!

Мы адекватные, разные люди. Не какой-то отдельный вид с идеально одинаковыми характеристиками, так что прекратите выставлять все так, будто бы это неправда