Метка: культурная идентичность

С тех пор, как я стала говорить о том, что моя культура не соответствует той, которую приписали мне в детстве, я столкнулась с серьезнейшей критикой. Люди считают, что я не могу говорить за себя, и что я не понимаю, о чем говорю.
Как активист за права инвалидов и ЛГБТ-активист я знаю, что это такое. Мои слова, основанные на личном опыте и раньше сводили к банальному «так не бывает».

Но даже в дискуссиях с теми, кто поддержал меня, возникло много вопросов и нюансов, на которые я хотела бы обратить внимание.

Итак, вот мои ответы на вопросы и утверждения о моей культурной принадлежности и моей культурной идентичности. Они могут быть похожи на единый текст, но справедливости ради стоит заметить, что это не описание состоявшегося в действительности разговора. Я просто перечислила распространенные вопросы и аргументы из отдельно взятых бесед.
Мои ответы основаны исключительно на моем опыте. Я точно не хочу создавать образ «Единственно Правильного «Извращенца», Который Не Усвоил «Родную» Культуру». Так что, читая мои ответы, не забывайте, пожалуйста, что мой опыт не универсален. Он может совпадать с опытом других людей с подобной особенностью, но он точно не распространяется на опыт всех людей, чья культура отличается от приписываемой им в детстве.

Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Как можно принадлежать к «чужой» культуре. Ответы на часто задаваемые вопросы»» →

(Эта статья написана мною к фестивалю КвирФест для тематического сборника Видеть невидимое)

1.
Меня зовут Айман. Я аутистка, мусульманка и лесбиянка. И еще я не принадлежу к русской культуре, я ее не понимаю, несмотря на то, что большинство людей считают русскую культуру «моей». Мое восприятие культуры проявляется в мелочах, в вещах, которые кажутся на первый взгляд несущественными, но оно очень явно определяет меня в «иностранцы».

2.
Мои отличия почти незаметны со стороны.
Люди не подозревают о моей сексуальной ориентации. Я не похожа на стереотипных лесбиянок «буч» и «фем», о которых иногда говорят в ЛГБТ-сообществе, и на маскулинных женщин, о которых при слове «лесбиянка» вспоминают люди поколения моей матери.

Я родилась в консервативной православной семье. У меня были серьезные психические проблемы, возникшие на религиозной почве, и вначале я боялась даже подумать об уходе из христианства. Переход в ислам дался мне очень нелегко, и он многое для меня значит. Но люди этого не видят. Ислам влияет скорее на мое мировоззрение, чем на мою внешность, манеру одеваться или манеру говорить.

К тому же я не выгляжу, как типичная мусульманка: у меня русые волосы, светлая кожа и я говорю без акцента. Я не веду себя так, как, по мнению большинства, должна вести себя мусульманка. Я слушаю металл, много говорю о политике и о правах человека и чаще всего ношу европейскую одежду.

Моя национальная идентичность скорее американская.
Я выбрала ее сама. И, одновременно, я ее не выбирала.
Я никогда не понимала культуру своей семьи. Я не копировала общепринятые стереотипы и нормы поведения, глядя на своих родителей и других взрослых, если цели этого поведения были мне непонятны, а стереотипы не близки. Наверное, вы видели, как маленькие котята повторяют поведение за мамой — кошкой, а дети во всем копируют родителей? Так вот, у меня, как и у многих аутичных детей, этот механизм подражания был развит слабо.

Слова окружающих о том, что люди, с которыми я живу в одной квартире (даже если они мои родители), должны определять то, как я мыслю, казались мне бессмысленной абстракцией, практически магией.
Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Неправильные предположения»» →

Когда я рассказываю о своей культурной принадлежности и о своей культурной идентичности, мои слова часто ставятся под сомнение.
— Ты не можешь быть американкой, если родилась в русской семье. Если ты интересуешься какой-то культурой, это не значит, что ты к ней принадлежишь.

Я полностью согласна со второй частью данного высказывания. Я никогда не говорила, что интерес к определенной культуре и культурная принадлежность одно и то же.
При этом я признаю, что человек может интересоваться своей культурой, и что его культура может даже стать его специальным интересом.
И я утверждаю, что человек может принадлежать не к той культуре, в которой он вырос. И эта принадлежность далеко не всегда формируется через интерес.

Чтобы вы это поняли, что я имею в виду, я объясню, что значит для меня интерес к Ближнему Востоку, и что для меня значит быть американкой.

Итак, политика Ближнего Востока, социальные проблемы, возникающие во многих Ближневосточных странах и исламистский терроризм (в частности история, пропаганда, особенности устройства и другие аспекты существования запрещенных в Российской Федерации организаций ИГИЛ, Аль-Каиды и Талибана) – это мои специальные интересы.
Я читаю все, что мне попадается на данные темы. В буквальном смысле все – от популярных «вдохновляющих» книжек вроде биографии Малалы Юсуфзай и полуконспирологической российской аналитики, до подробных исследований «политических мозговых центров» и Дабика (официального англоязычного журнала ИГИЛ). Я просмотрела уйму видео, снятых ИГИЛ и Аль-Каидой, прочла уйму статей как по фундаменталистским направлениям ислама, так и по либеральному исламскому богословию, и уйму книг и обрывков из книг, в которых говориться о политике исламских государств. Среди этих книг были автобиография Беназир Бхутто, первой женщины премьер-министра Пакистана, анализ ситуаций на Ближнем Востоке известных американских политологов Ханингтона, Бжезинского и Киссенджера, обрывки из книг отца современного такфиризма Саида Кутба и множество других вещей.
Когда речь заходит о политических и социальных вопросах, касающихся Ближнего Востока, я хочу знать все! Мне не надо, чтобы меня ограничивали и за меня решали, что мне читать – мне нужны разные источники информации и разные точки зрения. Я сама способна сделать выводы и систематизировать полученную информацию.

Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Культурная принадлежность или специальный интерес?»» →

О формировании культуры – моя перспектива.

Обычно изучение и знакомство с этносами и на разговорном уровне, и в учебных заведениях происходит в стиле: «У этого народа такая-то политическая система, он одевается в такую-то одежду, верит в такого-то бога, сочиняет такую-то музыку, живёт там-то, имеет такую-то историю, и т.д.» Данный материал легко оформить в доступном для большинства читателей виде, и изучать его зачастую бывает очень интересно.

Но на практике всё оказывается не так просто. Каждая культура имеет набор бессознательных убеждений, и наборов паттернов невербального поведения. И оттуда же берётся акцент. Ведь когда советский солдат на логически правильном английском языке, но с типичным русским произношением говорит: «Фор маза Раша!», по его акценту слушатель понимает, что его изначальная культура — русская. Во всяком случае, русский язык у него родной. А у многих аллистов «культура = язык».

Поэтому для многих работа над акцентом зачастую может являться одним из самых сложных и долгих этапов в изучении иностранного языка. И поэтому же возникло мнение, что, чтобы хорошо изучить язык, надо жить среди людей, говорящих на этом языке. А знаний, взятых из учебников, хотя в них можно найти практически все слова и правила, не достаточно, а нужно именно войти в психологический раппорт с живыми носителями языка. (Хотя, конечно, на практике бывает много исключений).

Представители некоторых культур опознаются по национальной одежде и/или физическим внешним признакам – например, японцев можно опознать по своеобразному разрезу глаз. Но в итоге конечное опознание и понимание происходит при общении, по невербальной коммуникации. Сюда можно отнести улыбку белого американца.

Если в русской семье с ранних лет воспитывается нейротипичный чернокожий ребенок, который с детства перенимает культуру родителей и людей, окружающих его, его невербальная коммуникация и язык будут, вероятнее всего, русскими. Да, при первом знакомстве, когда другой человек впервые его увидит, он может подумать, что его культура – это культура одной из африканских стран. Но после полноценного общения данный афрорусский уже будет на подсознательном уровне восприниматься, как русский, из-за его типично русской невербальной коммуникации, моделей поведения, особенностей общения и языкового произношения. Да, на поверхностном уровне его чёрная кожа может иметь значение, например, для расистских шуток, если ему не повезло жить среди расистов, но на глубинном уровне и выстраивании общения этот человек будет в итоге проидентифицирован как русский, ведь с ним действуют те же правила поведения и восприятия, что и с белыми русскими.

А теперь о проблеме неприятия самоидентификации аутиста окружающими его людьми.

Культуру и национальную идентичность ребёнок-аллист с детства копирует у родителей, а аутисту сделать это сложнее (либо вообще невозможно). Или он может не понимать, зачем это нужно, ведь аутисты часто пытаются найти всему смысл, и если не находят его – не делают. Довод: «Потому что все так делают» часто проходит с детьми-аллистами, а с аутистами – редко.

А если сюда добавить непреднамеренный эйблизм родителей и ближайшего окружения, проявляющийся в агрессивном давлении на аутиста, чтобы он принял культуру окружающих его, которое аутист чаще всего воспринимает следующим образом: «Я – аллист, круче тебя и всё знаю лучше тебя, и из-за того, что я – аллист, я могу тебе, аутисту, приказывать, а потому приказываю: принимай мою культуру и делай всё, как я тебе сказал, так надо, потому что я тебе так приказал, а не сделаешь – будешь нехорошим!», он может получить психотравму на эту тему, которая может привести к ярому протесту по отношению к культуре, которую ему навязывают, хотя, изначально культура нейтральна, а психологическую окраску имеют аллисты, которые давили на аутиста.
Продолжить чтение «Аркен Искалкин: «Об аутистах, имеющих культурную и/или национальную идентичность, не соответствующую идентичности людей, среди которых они живут»» →

Эпиграф:
Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь.

1.
В одной из крупных феминистических групп — Check Your Privilege недавно дали ссылки на два моих поста, в которых я писала о своем личном опыте. Я писала о том, что человек может не принадлежать к той культуре, которую ему приписали в детстве. Администраторка группы назвала «дерьмом» мой опыт и мою позицию, исходящую из этого опыта.

Всю свою жизнь меня донимали из-за того, что я не являюсь русской. Мою культурную идентичность отрицали консервативные националисты. Теперь ее отрицают те, кто, якобы, выступает за права человека и за всеобщее равенство.

Когда люди пишут о том, что ваша позиция, которая напрямую связана с вашим опытом, является дерьмом, они пишут о том, что ваша жизнь не имеет значения.
Они пишут о том, что жизнь таких, как вы, не имеет значения, просто потому, что ваш опыт «неправильный».

И после этого они уже не имеют права называть свою позицию интерсекциональной. Потому что они не учитывают ваше угнетение, и угнетение таких, как вы – и от этого они не могут учитывать то, как подобное угнетение повлияло на ваш опыт.

Они не могут больше говорить о понимании. Нельзя бороться с газлайтингом, называя чужой опыт «дерьмом». Точно так же, как нельзя быть «за права всех людей на Земле», и выступать против аболиционизма.

Продолжение: Сайт ЛГБТ+ аутисты

Культурная апроприация – это «воровство» элементов маргинализированной культуры представителями доминантной культуры. Подробнее вы можете прочесть об этом здесь.

Возможно, я дала не совсем точное определение этому понятию, и, если честно, мне сложно дать ему определение, хотя я прочла на эту тему множество статей в иностранных интернет-изданиях и все, что было переведено на русский язык.
На русском языке в последние годы о культурной апроприации стали много писать в социальных сетях: как в крупных пабликах вроде Check Your Privilege, Color the World, и  Interworld, так и во многих других группах феминистической, анархистской и антирасистской направленности. Есть даже специальная группа, которая так и называется «Культурная апроприация».

С одной стороны, это хорошо. Культурная апроприация (далее просто КА) действительно существует, и для многих представителей расовых, национальных, этнических и религиозных меньшинств она является серьезной проблемой.

Приведу пример из «параллельной вселенной», где христианство является дискриминируемой религией небольшой этнической группы. Представим, что угнетатели христиан вдруг стали носить на своей шее огромные кресты и орать: «во, смотрите, как клево, этого чувака распяли, а он ожил! Это вот те дикари в такую хр*нь верят». Вот вам пример КА. А заодно и оскорбления чувств верующих. Подобным образом часто оскорбляют чувства язычников, коренных американцев, некоторых африканских народов, и даже многочисленных, но «экзотических» с точки зрения обывателя буддистов.
Но, как и «оскорбление чувств верующих», КА является очень спорной и неоднозначной темой.

Примерно 80% русскоязычных постов про КА является либо спорными и неактуальными в российском контексте либо, что гораздо хуже, служат угнетению других дискриминируемых групп.

Итак, какие именно проблемы возникают в разговорах о КА?
Я попытаюсь ответить на этот вопрос, основываясь на своем восприятии и личном опыте. При этом, справедливости ради стоит заметить, что мой анализ риторики о КА не имеет никакого отношения ни к парадигме нейроразнообразия, ни к позициям других аутичных людей, у которых может быть самое разное отношение к проблемам КА и к тому, как о них надо говорить.

Продолжить чтение «Айман Экфорд: «10 мифов о культурной апроприации»» →

— Человек не может «стать» индейцем, если он им не родился, — написал мне читатель моей группы в ВКонтакте.

Я так и не смогла узнать, почему это невозможно. В одной из своих прошлых статей я писала о том, что моя культура не сформировалась в результате социализации и подражания, как культура большинства моих знакомых. Но, похоже, многие этого не поняли.
Что еще влияет на формирование культуры? На этот счет есть много научных и антинаучных теорий. Все дело в земле? В семье и предках? Или, может, все дело в общем опыте угнетения и в общих привилегиях? Ведь люди, которые говорят, что тот, кто не был рожден индейцем, не может им стать, часто говорят о дискриминации индейцев и об их опыте угнетения.

Культуру индейцев я понимаю не лучше, чем русскую культуру, и поэтому я не решусь говорить о них. Но я могу рассказать, как вышеперечисленные вещи повлияли на мою культуру.

О земле, на которой я родилась.

1.
Я родилась в Донецке, в Восточной Украине. И уже в пять лет четко осознавала, что я точно не украинка.
Я родилась в русской семье, и в моем отказе признавать украинскую идентичность не видели ничего необычного. Тем более, что тогда я еще называла себя русской.
«Я русская» значило: «Я не хочу говорить на украинском языке, и ненавижу ложь, которой меня пичкают в садике!».
Конечно, я не хотела говорить на украинском языке! Мне и на русском было сложно формулировать свои мысли.
И, конечно же, я ненавидела непонятную дребедень, которую вещала нам воспитательница с целью привития патриотизма.
Я ненавидела, что в садике нам говорили про то, что все мы украинцы, потому что в моей семье никто не был украинцем – это я знала точно.
Я ненавидела, что нам часто повторяли, что «без калини нема Украiни», потому что это был абсурд. Какая связь между государством и деревом? Тогда я еще не понимала, что это метафора.
Я ненавидела, что рассказы об истории Украины не совпадают с той историей Украины, которая изложена в советских книгах моего деда, а советская история, как мне говорил дед, не совпадает с той, что была написана во времена Российской Империи.
Это выработало у меня стойкое неприятие к любой пропаганде и иммунитет к любым попыткам привить мне патриотизм.
Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Моя культура. Очень личная история»» →

Я не отношусь ни к одной из существующих культур. И мое существование очень неудобно противникам расизма, впрочем, как и расистам.

Но до того как мой читатель сделает поспешные выводы, решит за меня, что я хотела сказать, и оскорбится об это, я хочу подчеркнуть кое-что важное:

1. Я знаю, что расизм и культурная апроприация — очень плохие вещи.

2. Я не пытаюсь обесценить их и показать как менее значимые, чем они есть на самом деле.

3. В этой статье я буду говорить не столько о культурной апроприации, сколько о людях, которые переходят границу между борьбой с расизмом и травлей людей, родившихся не в своей культуре.

И когда речь заходит о людях, чья культура не совпадает с национальностью, первый же аргумент, который можно услышать, — это «так не бывает».
Продолжить чтение «Анон R: «О культуре и обесценивании»» →

Введение в проблему.

Иногда люди не принадлежат к той культуре, в которой они выросли. Культура, которая по умолчанию считается их «родной» культурой, может на всю жизнь оставаться для них странной, дикой и непонятной – а может со временем стать более понятной, но все равно остаться чужой. Они привыкают к ней так, как иммигранты привыкают к культуре страны, в которую они иммигрировали.
Разница заключается лишь в том, что люди, в подавляющем большинстве случаев, сами выбирают страну, в которую они хотят иммигрировать, а дети не выбирают культуру, в которой им предстоит жить. Культура приписывается детям на основании того, на какой территории они родились, и на основании того, с представителями какой культуры они жили в детстве. Ни то, ни другое никто не выбирает.

Нейроотличные люди чаще, чем нейротипичные, не принадлежат к той культуре, которая была приписана им в детстве, и о причинах этого я писала ранее.

Я один из тех нейроотличных людей, которого всю жизнь считали представителем чужой для меня культуры.
Анализируя свой опыт, я составила список привилегий, которые, вероятно, есть у Вас, но которых нет у людей, подобных мне.

 

Контрольный список привилегий людей, чья культура совпадает с той, что была приписана им в детстве.

1) У Ваших родителей и/ или опекунов та же культура, что и у Вас.

2) Ваша семья принимает Вашу культуру.

3)  На протяжении всего детства Вам не пытались навязать чуждые Вам культурные традиции и привычки.

4) Ваше общение не сопровождается постоянным ощущением культурной пропасти, во всяком случае, вы не испытываете это ощущение при общении с Вашим ближайшим окружением.
Если Вы нейроотличный человек и Вы чувствуйте культурную пропасть от того, что у находящихся рядом с Вами людей другой образ мышления, Вам не приходится сталкиваться с двойной культурной пропастью, в отличие от нейроотличных людей, чья культура не совпадает с той, что им приписали.

Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Контрольный список привилегий людей, чья культура совпадает с той, которую приписали им в детстве»» →

1.
Я против расизма. Но еще я против того, чтобы сам факт моего существования и существования людей, похожих на меня, считали расизмом.

2.
В последнее время в феминистских группах стали появляться статьи, направленные против расизма. Вначале мне это очень нравилось, пока я не осознала, что некоторые идеи в этих группах являются лишь еще одной формой угнетения. Я сейчас говорю про многие посты о «культурной апроприации», и о ситуациях, когда участники групп, при поддержке администрации, утверждают, что человек не может принадлежать к той культуре, в которой он не родился.
Эти заявления являются не только игнорированием чужого опыта –они являются крайне эйблистскими, потому что механизм формирования культурной принадлежности напрямую связан с нейротипом человека.

3.
Что такое «русская социализация?» Как она появляется?
Человек живет на куске территории под названием Россия, и от этого становится русским?
Но что будет, если вы сейчас, скажем, поедете в Эфиопию и проживете там несколько лет – станет ли ваша социализация от этого Эфиопской?
Я в этом сильно сомневаюсь – во всяком случае, я слышала, что культурную «социализацию» обычно получают в детстве. И для того, чтобы ее получить, недостаточно жить на определенном куске территории – для этого необходим механизм подражания.
Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Культура и нейроотличия»» →