Жизнь в психоневрологическом интернате

Автор: Айман Экфорд
О психоневрологических интернатах (ПНИ) существует множество стереотипов. Некоторые люди считают психоневрологические интернаты лучшим пристанищем для людей с множественными инвалидностями, другие говорят о том, что любой ПНИ хуже смерти. Проблемы ПНИ стали обсуждаться в СМИ не так давно, и практически никто из участников обсуждений этих проблем не понимает, что значит жить в ПНИ, потому что они никогда там не жили. Многие из них даже там не были, и не общались с теми, кто провел в ПНИ большую часть своей жизни.

Благодаря работникам благотворительной организации Перспективы, которая уже несколько лет старается облегчить жизнь обитателей ПНИ № 3 в Петергофе, мне удалось побеседовать с четырьмя жителями интерната, чьи истории вы можете прочесть ниже.

____
ИСТОРИЯ ВИТАЛИЯ КОЛУЗАЕВА.

Поэту и художнику Виталию Колузаеву  сейчас 50 лет. Он родом с Урала, но он не помнит своей жизни в семье. В интернат он попал из Павловского детского дома.

Продолжить чтение «Жизнь в психоневрологическом интернате»

Интервью о Queer Peace

Источник: Romb.tv

Айман Экфорд рассказывает о деятельности Queer Peace — движения ЛГБТ+ с инвалидностью, и о двойной стигме, которая окружает ЛГБТ-инвалидов.

Монологи ЛГБТ-активистов с инвалидностью о борьбе за свои права

Источник: Афиша Daily


«Афиша Daily» поговорила с активистами движения за права ЛГБТ-людей с инвалидностью о двойной дискриминации, правозащитной деятельности в условиях закона о гей-пропаганде и предрассудках внутри самого сообщества.
Спикер и два активиста движения Queer-Peace на фестивале ЛГБТ-кино Бок о Бок.
 
Айман Экфорд, 21 год
Создательница Аутичной инициативы за гражданские права, активистка Queer Peace

 

О дискриминации

Я аутистка в обществе, созданном для неаутистов. В этом обществе на неаутистов рассчитано все — от торговых центров до системы образования, от методик обучения до представлений о приемлемом поведении детей.

Я лесбиянка в обществе для гетеросексуалов. В отличие от гетеросексуалов я не могу удочерить ребенка так, чтобы опека над ним принадлежала и мне, и моему партнеру. Я не могу получить российское гражданство, несмотря на то что у моего партнера оно есть (но могла бы, если бы моя девушка была парнем). Я не могу быть родственником моей партнерши, и в случае чего не смогу навестить ее в больнице. Я не могу даже открыто говорить о своей сексуальной ориентации и о своих отношениях, не рискуя при этом выслушать уйму оскорблений. А гетеросексуалы говорят об этом свободно.

Я выгляжу младше своего возраста. Меня не воспринимают всерьез, поэтому даже посторонние люди готовы поучать меня. Я женщина в мире, где большинство руководящих должностей занимают мужчины.

Не знаю, отказываются меня брать на работу из-за гражданства, внешности или аутичного поведения. Я не представляю, каково принадлежать к доминирующему большинству. Я не вижу проблемы в своих особенностях. Проблема в нашем обществе, которое не хочет их принимать.

О травле

У меня диагностировали аутизм во взрослом возрасте. Так часто бывает в постсоветском пространстве, особенно в не очень крупных городах вроде Донецка, откуда я родом.

В подростковом возрасте я практически никогда не чувствовала себя в безопасности. Я ассоциировала себя с евреями, которых уничтожали во время холокоста. Они тоже никому не мешали, а их ненавидели. Меня били, душили, отнимали мои вещи — просто за то, что я — это я. Я воспринимала ненависть других людей как нечто совершенно нормальное. Когда я еще не понимала значения слова «ненависть», я уже знала, как люди относятся к тем, кто от них отличается.

Мне казалось, что единственный способ оказаться в безопасности — это заработать уйму денег и стать сильнее своих обидчиков. Аутичные особенности и гомосексуальность, о которой я тогда только подозревала, воспринимались мной как угроза. Я винила себя в проблемах, потому что не понимала, что они привязаны к моему образу мышления.

Продолжить чтение «Монологи ЛГБТ-активистов с инвалидностью о борьбе за свои права»