Рубрика: Родителям аутистов

Автор: Айман Экфорд
Социализация — слишком расплывчатый и манипулятивный термин. 
Особенно когда речь заходит об аутичных людях.
Что он вообще означает?

Признаком «социализации» могут считать:
— умение покупать продукты;
— умение обращаться за помощью в поликлинику;
— наличие дружеских отношений с кем-либо;
— возможность находится в большом коллективе;
— наличие работы;
— возможность вести светскую беседу;
— понимание социальных условностей или их принятие (в том числе принятие совершенно бессмысленных или даже вредных социальных условностей).

Итак, как видите, все эти штуки никак не связаны между собой. 

Например, у вас может быть лучший друг — такой же аутичный человек, как и вы сами, которого вы понимаете с полуслова, — но вы можете не знать, как вести «нейротипичную» светскую беседу.
Вас всю жизнь могли «натаскивать», чтобы вы понимали нормы этикета и умели вести светскую беседу, но при этом вы могли так и не освоить навыки покупки товаров в магазине.
У вас может быть работа, но вы можете не понимать, как ходить в магазин.

Как же нам тогда говорить о «социализации» аутичных людей?
Да никак! Гораздо лучше говорить о конкретных навыках, которыми обладает или не обладает тот или иной аутичный человек!
Как специалистам тогда учить аутистов или помогать им развивать «социальные навыки»? 
Думаю, специалистам стоит ориентироваться на запрос клиента — аутичного взрослого или ребёнка. Ну, а если ребёнок слишком маленький, чтобы высказать свои пожелания в какой-либо форме, то его, прежде всего, стоит обучать необходимым для жизни навыкам.
А не сводить всю работу с аутичным клиентом к тому, чтобы добиться от него соблюдения общепринятых норм о том, что значит быть «достаточно социализированным». Потому что этим нормам не соответствует практически никто, и потому, что они довольно бессмысленны.

В последнее время в научных журналах, в блогах и в иностранных газетах стало появляться все больше статей о том, как аутизм проявляется у [большинства] аутичных женщин.

Сенсация! Аутичные женщины не похожи на аутичных мужчин!

Их аутичность вообще не похожа на «классическую» аутичность из учебников психиатров прошлого века.

Итак, [большинство] аутичных женщин соответствует большинству указанных ниже характеристик:

– Они могут «копировать» поведение нейротипиков, хотя зачастую это их сильно выматывает.

У них вообще лучше с «актерскими» навыками – например, им может быть проще изображать какого-то персонажа или, буквально, легче стать актером.

– В детстве они чаще играют в игрушки и в сюжетные игры.

– У них лучше развито спонтанное воображение. У некоторых из них даже есть воображаемые друзья, или выдуманный мир, в который они постоянно «проваливаются» в своих мыслях.

– Они чаще и/или раньше начинают понимать, что «не такие, как все».

Продолжить чтение «Айман Экфорд: «Одна маленькая проблемка статей об аутичных женщинах»» →

Источник: Подслушано: эйджизм

В детстве я была очень тощей. Я и сейчас тощая. У меня до сих пор недобор веса, и в 24 года я вешу 40 килограмм.

Думаю, родители и бабушки в ужасе от того, что с возрастом я так и «не поправилась». Ведь они старались сделать все возможное, чтобы спасти меня от «неестественной худобы». Но это «спасение» привело лишь к психологическим проблемам, и нездоровому отношению к питанию. Не знаю, дотягивают ли мои проблемы с питанием до расстройства пищевого поведения, но они явно осложняют мне жизнь.

Вот несколько подобных проблем, так что об их серьезности вы можете судить сами:

1) Если кто-то предлагает мне еду, мне сложно от неё отказаться. Даже если это предложение не было настойчивым, а я совершенно не голодна.

2) Когда я из-за чего-то нервничаю, то мне хочется ЖРАТЬ. Жрать все съедобное, что только попадается под руку. Конфеты, овощи, мясные продукты — не важно. Хочется просто жевать, жевать, жевать…

Либо, если мне вдруг становится совсем плохо и я переживаю тяжелый стресс, мне может быть сложно понять, как проглотить маленький кусочек еды. Я могу целый час сидеть перед тарелкой макарон и не понимать, как взять в руки вилку, сунуть макароны в рот и прожевать.

3) Если какая-то еда мне все же понравилась, мне сложно заставить себя взять добавки. Сложно осознать, что это безопасно, что никто меня не станет доставать меня тем, что после этой добавки я должна взять ещё порцию, и ещё, и ещё….

В итоге, если какая-то еда кажется мне «потенциально» вкусной, я просто беру слишком большую порцию: «чтобы точно хватило». И конечно же, ее не съедаю, потому что этой порцией можно накормить меня и троих моих клонов!

Это может показаться абсурдным, но да, я постоянно совершаю одну и ту же глупую ошибку и перевожу продукты!

4) Во время еды я стараюсь запихнуть в рот как можно больше еды (чтобы как можно меньше еды лежало передо мною на тарелке).

5) Большая часть этих проблем с питанием «вытеснена» из моего сознания. Когда я ничего не ем, не выбираю еду и не разбираю свои проблемы на приеме у психотерапевта, мне сложно даже вспомнить об их существовании. Именно поэтому мне сложно не повторять глупых ошибок.

Как будто большую часть дня в моем мозгу работает «фильтр восприятия», закрывающий эти проблемы, и мешающий мне разобрать их причины. Мне и сейчас сложно в них «копаться», но для того, чтобы от них избавиться, надо, прежде всего, понять их истоки.

И, кажется, я их уже понимаю: Продолжить чтение «Как не надо «помогать» ребёнку набирать вес.» →

Автор: Мишель Свон

По материалу: Hello Michelle Swan.

                                                       (На фото — разные виды цветов)

Сегодня вечером мы с мужем говорили о том, насколько люди боятся вещей, которых они не понимают, насколько они боятся всех, кто на них не похож. Мы говорили о важности внутригруппового разнообразия. И тут мой муж произнес:

— Знаешь, что противоположно разнообразию?

Я хотела сказать «нормативность», но тут почувствовала, что он имел в виду нечто иное. Я сама подумала об этом только потому, что когда другие люди смотрят на нашу семью и видят наши различия, они думают, что мы бы хотели стать «нормальными». Большинство людей считает нормальность прекрасной целью. Мы, как общество, как будто заинтересованы в нормальности, в том чтобы люди смешивались с толпой, существовали как часть группы, чтобы все могли приспособиться к жизни в обществе, рассчитанном на хамелеонов. Когда у детей обнаруживают нейроотличия, обычно родителям советуют водить ребёнка на терапию или давать ему лекарства, которые могут сделать его менее отличающимся от большинства, или благодаря которым его отличия будут менее заметны — чтобы ему было проще слиться с толпой, проще выглядеть «нормальным».

Я была на правильном пути, когда вспомнила об этом, но в своих рассуждениях муж пошёл немного дальше. Я замолчала, и он пояснил:

— Если все будут «нормальными», если между людьми не будет различий, если все мы будем одинаковыми, особенно если наше потомство ничем не будет отличаться от нас, то наш вид сильно ослабнет.

— То есть, противоположность разнообразию — вымирание.

Вам может показаться, что это слишком радикальное заявление, но я так не думаю. Мы всегда пытаемся «вылечить» всех, кто от нас отличается, и переубедить тех, у кого необычная идентичность. Людям с инвалидностью обычно предлагают генетическую консультацию, чтобы помочь им решить, готовы ли они пойти на риск воспроизведения потомства. Родителям, у которых есть дети-инвалиды, предлагают «мудрый совет» не заводить больше детей, потому что новые дети могут тоже родиться «неполноценными».

Инвалидность, разнообразие, нетипичность — все это кажется чем-то плохим, кажется трагедией, бременем, которое общество вынуждено нести.

Но при этом, если бы мы все были одинаковые, откуда брались бы наши самые сильные стороны? Где бы мы нашли людей, которые делали бы все нетипичные, но необходимые нам вещи, с которыми сейчас не справляется большинство? Где бы мы нашли нетипичную позицию и перспективы, которые добавляют в нашу жизнь новые цвета и делают ее интереснее? Где бы мы нашли трение, которое помогает нам расти и меняться? Как бы мы эволюционировали?

Когда мы хотим, чтобы в мире не было инвалидности, мы хотим простого мира, мира без борьбы. Когда мы отказываемся признавать, что инвалиды — это не просто те, кто отличаются от большинства, но и те самые отличающиеся, которых признают меньше всего, что инвалидность ставят именно потому, что в обществе все рассчитано на людей с другими телами и другим способом мышления, мы пытаемся устранить инвалидов вместо того, чтобы менять мир, в котором мы живем. И тем самым попадаем в опасную ситуацию.

Ведь противоположность разнообразию — это вымирание.

————————————————————

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие в России.

Однажды моя знакомая, мать троих аутичных детей и активистка за нейроразнообразие, в разговоре с другой матерью аутичного ребенка сказала нечто вроде:

— Ты спрашиваешь, как я рассказала своим детям о том, что они аутисты? Точно так же, как я рассказала им о том, что они девочки, или о том, что они говорят на русском языке! У тебя с твоими детьми был специальный разговор на эту тему? Нет? То же самое у нас по поводу аутичности. Наши дети всегда знали о том, что они аутичные, они выросли с осознанием этого. Они с самого начала знали о том, какие у них, как у аутистов, есть сильные и слабые стороны, им всегда рассказывали, как можно справляться с аутичными проблемами…

По-моему, это самый разумный ответ на вопрос о том, как и когда рассказывать своим детям об их аутичности! Чем раньше они об этом узнают, чем более естественно произойдет это осознание, тем лучше.