Месяц: Декабрь 2020

Психические нормы во многом зависят от культуры.
Так уж сложилась история, что разные культуры более терпимы к разным нейроотличиям.
Так скажем японцы более сдержанные и отстраненные и аутичный способ выражения эмоций может выглядеть там приемлемее, чем на Западе.
Во многих арабских странах, наоборот, даже мальчикам навязывается эмоциональность. Так образец для подражания мусульман, с которого они берут пример — это Пророк Мухаммед, мужчина, который открыто не скрывал своих слез, и чьи сподвижники — взрослые мужики, воины — плакали вместе с ним. Так что эмоциональным парням проще мимикрировать в арабских культурах, чем в европейских и тем более чем в японской.

Некоторые культуры более «мистические» и поэтому в них проще ужиться людям с шизотипическим расстройством.

Некоторые культуры очень коллективистские — российская, китайская, корейская, индийская — и поэтому у людей с проблемным пониманием личных границ там могут начаться серьезные внутренние проблемы, они будут более подвержены абьюзу потому что культура «доломает» им эти границы, но при этом общество будет игнорировать вызванные этим расстройства.

Некоторые культуры более индивидуалистические и поэтому там на проблемы абьюза и пост-травмы обращают больше внимания.

В некоторых культурах поощряются некоторые расстройства — скажем, трудоголизм.

В общем, эту тему можно продолжать бесконечно. Но восприятие нейроотличий и менталок так же завязано на культуре, как и восприятие гендера.
И точно так же как один и тот же мальчик может казаться мужественным в Саудовской Аравии и «нюней» в России, один и тот же аутичный ребёнок может казаться адекватным в Японии и неадекватным в Сирии. Один и тот же человек с трудоголизмом может казаться героем в США и больным человеком в Финляндии.

Что ещё раз показывает относительность нормы. И что норма должна устанавливаться не в зависимости от того, что принято навязывать в обществе, а в зависимости от того, что причиняет человеку страдание само по себе, вне зависимости от культуры, а что — нет.

Один тролль стал меня доставать вопросами о том, как моя предположительно диссоциация (и точно пост-травма) может сочетаться с аутизмом и ОКР.

Я вначале решил, что стоит проигнорировать, а потом подумал что не, лучше объяснить. Не для тролля. Для тех, кто реально хочет знать.

На самом деле, я встречал уже довольно много аутичных людей не просто в диссоциативном спектре (с OSDD), а даже с «полноценным» ДРИ.

Это довольно объяснимо — у аутистов работают те же системы защиты что и у нейротипиков. Причём могут быть крайности — я знаю как аутичных людей, у которых ничего не вытесняется и все системы защиты направлены на сохранение неизменности личности, так и диссоциативных.
Но в любом случае, механизм защиты у аутичных людей тот же, что у любых
людей — да и вообще, у у любых млекопитающих. Вот только у аутичного ребёнка больше шансов травмироваться, чем у нейротипичного, потому что общество рассчитано на нейротипиков, и на аутичных детей больше давят.
Согласно теории структурной диссоциации ДРИ — высшая степень ПТСР*.

Вот у нас уже есть аутичный человек с диссоциацией — точнее даже система где «первая» личность была аутичной. Вероятно, вторая тоже.
Итак, что происходит дальше? А дальше у нашего аутичного хоста шансов «заработать» ОКР — а также депрессию, тревожность, социофобию — дофига и больше. Потому что ОКР относится как раз к тем менталкам, которые возникают из-за стресса, а если ты мало того, что аутичный, так ещё у тебя бывает амнезия/голоса в голове/появление и «пропадание» навыков/частый дериал, то стресса точно будет много.
——

* Кстати, если говорить обо мне, то мне ещё припоминают религиозную травму — которая вообще часть с-ПТСР ну а в моем случае вероятно OSDD, потому что она воспринимается так, будто часть меня — точнее мой альтер, который вариант меня в подростковом возрасте — религиозный фанатик.

(На фото я с «кофтой», которая появилась у меня в гардеробе как раз после ощущения, что в моем сознании кроме меня есть один из моих альтеров, так что выбирал это он. Знать бы ещё кто. И да, кофта оказалась индийским платьем на ребёнка лет 8-ми).

Мне сложно понять людей, которые строят предположения о том, что я «шизик» для того, чтобы оскорбить меня или объявить мой опыт «неправильным».
Потому что мне это только показывает уровень политической (не)осознанности и эйблизма оппонента.
В России стигма людей с шизофренией во многом политическая. То есть, в СССР людей, чья политическая позиция противоречила позиции власти буквально запирали в больницах якобы ради лечения шизофрении или шизотипического расстройства (которое в Совке называли «вялотекущей шизофренией»). А на самом деле просто ради того, чтобы «залечить» их до смерти или как минимум изолировать от мира наиболее позорным способом.
То есть, в России и в других постсоветских странах оскорбление «шизик» политическое, и если бы в этих культурах было бы принято переосмыслять исторический опыт, стигма с шизофрении на постсоветском пространстве была бы снята именно потому что это одна из тех стигм, которая вредила (и вредит) населению в целом.
Стыдно признаться, но я долго верил в правдивость этой стигмы.
Меня, если честно, раньше пугало что у меня может быть шизофрения. Когда я слышал голос Юкки впервые я испугался, что у меня галлюцинации и боялся пока мне не сказали, что люди с шизофренией слышат голоса извне, а не внутри своей головы.
В те же времена я очень скептически относился к тому, что люди с шизофренией могут здраво оценивать свой опыт и считал, что им нельзя доверять.
Сейчас я понимаю, насколько это было мерзко и эйблистки. В свое оправдание могу сказать только то, что тогда я еще не знал английский. На русском материалов о шизо-спектре мало. На английском же есть уйма материалов — от личного опыта до научных исследований — о шизофрении и о том, как мыслят люди с шизофренией. Я никогда глубоко не изучал эту тему, но одно я знаю наверняка — в нормальных странах люди с шизофренией могут жить обычной жизнью. И стереотипный образ «неадекватного шизика» так же далек от реальности, как стереотипный образ «идиота-саванта» далек от опыта реальных аутичных людей, даже савантов, даже тех у кого интеллектуальная инвалидность.

Да, я и люди с шизофренией во многом испытывают противоположный опыт.
Мне пришлось долго учиться, чтобы начать прислушиваться к альтерам внутри моего сознания, а людям с шизофренией приходилось учиться чтобы не слушать голоса извне.

Мне, как аутисту без шизотипических черт, крайне несвойственно «магическое» мышление и проблемы в общении вызваны не излишней образностью и ассоциативностью, а наоборот тем что мне приходилось долгие годы учиться образности, что я понимал все слишком буквально, ожидал некой не принятой в обществе четкости и логической структурированности.
У меня никогда не было бы такой жуткой травмы от православия, если бы я мог примирить свое мышление с «реальностью» мистики. Жизнь была бы намного проще если бы у меня была бы хоть десятая часть символически-магического мышления среднего шизотипика.

Пожалуй ближе всего я был к людям из шизо-спектра благодаря ОКР, когда у меня была «измененка» сознания.

Но я жалею что скажем у меня не было эпизода, во время которого я бы из-за травмы испытывал симптомы, схожие с шизофренией. Или что я не понимаю мышление людей с шизофренией и с шизотипическим расстройством лучше.
Потому что тогда я смог бы нормально говорить о стигме, окружающей это состояние, и какой же мерзкий абсурд предположение о том, что шизо-спектр может сделать человека «хуже», менее «полноценным» или более опасным!

Пока только могу сказать, что к сожалению не знаю близко ни одного человека с шизофренией. Но знаю нескольких людей с шизотипическим. У одного из них оно проявляется очень явно. Этот человек, кстати, находится одновременно и в аутистическом спектре и в шизо-спектре — редкое, но очень интересное сочетание. Иногда мне бывает сложно понять его, сложно читать его тексты. Но при этом он один из самых гуманистически настроенных, по-настоящему добрых, искренних и нестандартно мыслящих людей из тех, кого я знаю на постсоветском пространстве.

Почему вам может казаться, что ваш знакомый или близкий над вами издевается, не слышит вас и вообще ведёт себя странно?
Коротко: потому что может быть у вас, по-сути, есть несколько знакомых, а кажется, что один.

На этот раз в посте пойдёт речь не об аутизме, а о моем опыте пост-травмы. Точнее, о ее проявлениях.
Я бы сказал о моих проявлениях диссоциации (OSDD-1), но пока ещё я не решусь так говорить, потому что и сам не до конца изучил эту тему, и со специалистами работал только над с-ПТСР.

Что же, если у меня и есть OSDD-1, оно является следствием травмы. Конкретный диагноз (меня или вашего знакомого) для этой статьи не так важен, важнее механизм работы. Потому что вы же все равно не будете ставить диагноз родственнику или другу.
Но если ваш травмированный друг похож на меня, то иногда он может очень своеобразно справляться с элементарными просьбами и делами, из чего может создаться ощущение что перед вами пофигист или чел, намерено вас мучающий.

Вот пять штук, с которыми могут возникнуть проблемы.

I.❓Ваш друг не может выполнить простейшую просьбу, с которой справится даже ребёнок, при том что в остальном он довольно хорошо функционирующий.
✅ Возможно, РЕБЁНОК как раз и не справляется. Или один из альтеров, у которых это связано с травматичным опытом.

Пример: С этого началась моя работа с Вер.Б.А. — альтером-подростком. Почти каждый раз, когда надо было делать что-то связанное с уборкой, она цепенела. Точнее, цепенел то я, а вот она пыталась доказать мне что мы слабые, мелкие и не справимся без Боженьки или родителей. То есть, я тупо не понимал что скажем надо подобрать весь пластиковый мусор потому что когда мое сознание доходило до этого, оно тут же… уходило. Вер.Б.А. перетягивала на себя «одеяло». Точнее мое сознание. На несколько секунд. Но все что казалось многих штук связанных с уборкой тупо стирались из моего сознания.

Продолжить чтение «Почему вам может казаться, что ваш знакомый над вами издевается?» →

Автор: Лина Экфорд

Много лет со мной такого не случалось, потому что я хорошо умею избегать неблагоприятных ситуаций, но на самом деле у меня все ещё могут быть аутичные мелтдауны. С полной потерей самоконтроля. Из-за сенсорных перегрузок.

Когда почти взрослая девка 12 лет орет по весь голос и падает на пол в электричке, это не только «некрасиво». Это вредит — реально вредит окружающим. Громкий крик и прочее.

Со мной так было. Проблема была в том, что я могла здраво оценивать своё состояние. Я говорила матери, что мне надо выйти из электрички или пойти сесть в углу. Сейчас. В состоянии сенсорной перегрузки я физически не справлялась с поддержанием тела а вертикальном положении. Более того, мать требовала, чтобы я в таком состоянии поддерживала с ней разговор. Меня не слушали и доходило все до того, что контроль над положением тела в пространстве отшибало, я кричала, плакала и падала на пол.
В этой ситуации есть виноватые. Мать. Целиком и полностью. Я делала все, что в моих силах и поясняла, в чем заключаются мои потребности. Мать не слушала. Это была, буквально, пытка.

Когда мне было шесть и я из-за жары и яркого солнца упала с рамы велосипеда (мать возила меня на раме), это было опасное для других действие. Можно было вдвоём навернуться с велосипеда, а то и попасть под машину.
В этой ситуации не было виноватых. Я не обладала достаточными коммуникативными навыками, чтобы пояснить, что мне плохо, и достаточным контролем над своими реакциями, чтобы понять, что не выдержу стоять на ногах до дома.

Если сейчас я без всякой необходимости, без причины, пойду на шумное мероприятие с мерцающим светом, где, например, вдобавок ещё и принято обниматься, и буду картонов пытаться, предположим, танцевать и вести разговоры в этой обстановке, игнорируя своё состояние, а в итоге врежу кому-то за попытку приобнять меня за плечи, упаду на пол, начну орать и лупить себя и окружающих — вина целиком и полностью будет на мне. Потому что, в таком случае, я знаю, что будет, и добровольно довожу себя до срыва.

И честно, если бы последний случай описывали как «онажневиновата», я была бы против. Если я аутистка — это не значит, что я не могу контролировать себя, это не значит, что я не могу учитывать последствия.
Но первые два — да.
И пока неизвестно, сам человек спровоцировал у себя мелтдаун или от него ничего не зависело — следует предполагать наиболее выгодный для человека вариант. Это просто гуманнее. И крайне редко кто-то доводит себя до мелтдауна специально.
А вот гыгыкать и показывать пальцами, когда человек в таком состоянии, в любом случае не следует. Даже если сам себя довёл. Даже если сам себя довёл назло людям. Для начала надо хотя бы дождаться, пока человек не будет в уязвимом положении и прояснить ситуацию.

В этом все дело.
Нельзя использовать диагноз для оправдания неприемлемого поведения, но следует учитывать контекст, состояние и прочее. Это касается не только аутизма, это касается менталок и состояний, в которых человек не может себя контролировать, в целом. И тут есть довольно нечеткая грань между тем, чтобы оправдывать человека диагнозом и тем, чтобы осуждать человека за то, что он не может контролировать. Все намного сложнее, чем просто «отсутствие вреда другим». И мнения у разных людей могут различаться.

Автор: Кэрри Докинз

Three problems with Medical-Model-Only Thinking

Думаю, в медицинской модели восприятия того, как формируется идентичность у множественных, есть небольшой прогресс. Я уже не встречаю такой зацикленности на «объединении личностей» как раньше. Все больше психотерапевтов пытаются помочь системе работать сообща, а не ломать личности, чтобы они стали единым целым. Специалисты стали признавать членов системы как отдельных людей — во всяком случае, они признают, что мы отличаемся от «хозяина», «ядра» и «изначально нормальной части», что у нас есть индивидуальные черты. Тем не менее, специалисты все ещё настаивают, что нормальные системы должны вписываться в медикализированные критерии диагностики DID (ДРИ) или OSDD-1 (другие специфичные диссоциативные расстройства — 1), иначе их не считают достаточно значимыми. Несмотря на то, что есть группы, которые вписываются в эти модели и которым идёт на пользу терапия, и которым ближе фокусировка на «исправлении» той части их опыта, которая воспринимается как болезнь, это не универсально. С подобным образом мышления есть три основные проблемы.

Во-первых, люди которые согласны со структурным диссоциативным пониманием «Диссоциативного расстройства идентичности» считают, что все люди рождаются без внутреннего ощущения себя, и что твёрдое унитарное ощущение себя возникает в более позднем возрасте. Согласно этой теории считается, что у людей, которые пережили в раннем детстве тяжелую травму, ощущение самости никогда не интегрируется и не станет таким, как у не-множественных людей.

Есть ли другие факторы, которые делают человека множественным, с множественным восприятием себя? Думаю, эту тему надо лучше исследовать, уделив особое внимание межкультурным исследованиям и тому, как концепция самости менялась на протяжении истории. Мне кажется весьма преждевременным делать окончательные выводы о природе множественности, вне зависимости от того, идёт ли речь о теориях, где все «вертится» вокруг травмы или нет.

Во-вторых, все реагируют на травмы по-разному. То, что травмирует одного человека, может не травмировать другого. Вербальная травля, например, может вызвать множественность у одних, и не вызвать у других.

Другое заблуждение заключается в том, что «достаточно серьезными» считают лишь некоторые виды травмирующих событий: изнасилования, домогательства, несчастные случаи, убийства, природные катаклизмы и жестокое физическое насилие. Мы долго считали, что наша система не основана на травме, потому что мы не считали достаточно значительными то насилие, с которым сталкивались мы (вербальное насилие, эмоциональное насилие, травля, ранее — физическое пренебрежение). Со временем мы изменили свою точку зрения. Сейчас многие из нас считают, что травма играет значительную роль в нашей истории.

В-третьих, как сторонник не-медицинских моделей инвалидности и понимания психической нормы, которое не основано на одном лишь медицинском подходе, я не считаю что множественность сама по себе является болезнью. Проблемы возникают от травмы, сложностей с сотрудничеством и общением  личностей в системе и провалов в памяти которые при этом могут быть — но не от самой множественности. Но для того, чтобы человеку диагностировали ДРИ (диссоциативное расстройство идентичности), надо чтобы было соответствие с критерием С — то есть, чтобы множественность вызывала «серьёзные проблемы». Но множественность не расстройство и не проблема. Конечно, когда система обращается за психотерапией, у неё есть проблемы. Но акцент на идеализированном идеальном «я», обращение с другими членами системы как с «альтерами» и «частями» человека, которых на самом деле не существует, и фокусировка на объединении личностей как на цели — ещё одна причина, по которой мы долго избегали признания, что наша множественность связана с травмой. Мне кажется довольно оскорбительной мысль о том, что мы просто диссоциированные части, а не полноценные люди со своими взглядами, чувствами, ценностями, своей философской системой и своими предпочтениями. Системам, основанным на травме, нужна помощь в работе с триггерами и с тем, чтобы добиться сотрудничества внутри системы, но вредоносные экзистенциальные кризисы им не нужны. Мы существуем. Мы просто хотим, чтобы наше существование стало лучше.

—— 

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие. 

(фото меня и моих родителей)

Предупреждение: семейное насилие.

.

.

.

На этой фотографии изображены люди, которые буквально снятся мне в кошмарах.

Мои родители.

Это единственное фото моей матери, что осталось у меня, и одно из трёх имеющихся у меня фотографий отца. И точно единственное семейное фото.

Внешне благополучная, уважаемая, интеллигентная семья на отдыхе.

Прошло два с половиной года с тех пор, как я в последний раз говорил с отцом, и девять месяцев с тех пор как я разорвал контакты с матерью.

Но я не перестал их бояться.

Недавно я всерьёз испугался незнакомца на улице, потому что он показался похожим на отца. Здесь, в Англии, за тысячи километров я шарахнулся в сторону от человека потому что он напомнил мне «папочку»! На несколько секунд я был уверен, что это он. На несколько секунд я чувствовал себя собой восемнадцатилетним, в день когда я сбежал из дома.

Я с двумя большими пакетами бегу к метро, и вижу впереди моего отца. Боюсь что он меня остановит, вернёт домой.

Знаете, теперь он физически не может этого сделать. Вернуть меня «домой». Но пару раз в месяц мне ЭТО снится в кошмарах. Уже много лет.

Рядом с отцом моя мать. Прямо как в жизни! Хорошая степфордская жена, которая терпит от него абьюз, которая защищает его даже когда он ведёт себя как мудак.

Очень долго я тоже мысленно защищала ее. Бедная несчастная женщина!

Бедная женщина, которая сыпала на меня расистскими оскорблениями в один из самых тяжёлых периодов моей жизни, а потом ржала и говорила, что специально «шутила», чтобы меня позлить, зная что я не переношу расизм.

Бедная женщина, которая в ответ на мой ЛГБТ- камин-аут сказала, что «бог не мог создать такого бракованного человека».

Бедная женщина, которая по-сути приняла сторону агрессора, когда на меня заводили политическую уголовку.

Бедная женщина, которая знала о моем ОКР — в период когда я был практически полностью недееспособен! — но не забывала повторять, что родила младшего ребёнка для меня.

Бедная женщина, которая кричала, что я пойду на панель раз ушёл из ВУЗа который они с отцом мне наезжали, ибо кому же я ещё нужен?

Ах да, ещё со мной можно дружить только чтобы завлечь меня в секту потому что сам по себе я не интересен никому.

Знаете ещё один сюжет моих кошмаров? Лина «превращается» в мою мать и я снова застреваю с матерью в одной квартире.

А ещё знаете что? Знаете, что я постоянно живу с голосами в голове, и двое из них — Младший и Вер.Б.А., боятся этих людей с фото до головокружения. Даже не смотря на то что они в отличие от меня ещё пытаются их оправдывать, иногда даже ищут их? А потом успокаиваются, когда «находят» только меня.

Знаете, что самый «старший» из этих голосов, который был со мной дольше всего, самый сильный и независимый — Юкки, так вот, он пытался выйти с родителями на связь, поладить с ними. Что сказала моя мать?

«Хватит слушать разных Юкки?»

А она никогда не думала, КАК Юкки появился, как появился я в том виде что я есть?

Почему у меня с-ПТСР, наконец?

Мое сознание было расколото в детстве. У Юкки есть ХОРОШАЯ эмоциональная память о детстве, которой нет у меня, потому что я вероятно не смог бы выжить если бы удерживал полное осознание своего детства в башке!

Но не смотря на «хорошие воспоминания», когда я копался в себе и попытался спросить у Юкки ЧЕГО он боится, я получил мигрень, головокружение, дериализцию и сонливость. И всего одно слово: «взрослых».

Посмотрите на взрослых.

Ещё раз посмотрите на эту фотографию. На внешне благополучную интеллигентную семью.

Которая навсегда символизирует для меня всю чёртову эйджистскую систему.

Посмотрите на фотографию и вспомните о ней в следующий раз, когда вам будут говорить о семейных ценностях. Или утверждать, что «плохие» семьи видно сразу.

Автор: Керри Докинз

Separated by a common language

Многие из нас говорят и пишут на разных диалектах английского. Эти диалекты могут отличаться от того, который, как ожидается, будет использовать «ведущая» личность. 

Мы усвоили разные диалекты английского языка из-за нашего немного странствующего образа жизни. Кроме того, многие из нас конечно интересуются диалектами. Я сама всерьёз увлекаюсь социологией, так что я лично довольно много всего читала на эту тему.

Я одна из тех, кто иногда испытывает связанное с диалектом неудобство — я англичанка. Мне довольно сложно «переключатся» и писать как американка. Мне приходится задумываться над тем, какие слова стоит использовать, а какие — нет. Мне приходится анализировать структуру предложений, правописание и пунктуацию и другие подобные штуки, за которыми может быть не так-то просто уследить во время стресса. Я почти не могу использовать английский акцент. Мой обычный акцент — это английский акцент с общепринятым произношением, который трудно скрыть. Обычно я не разговариваю вслух с людьми, которые не знают, кто мы такие. 

У Ричарда есть похожая проблема с акцентами. Ещё мне обычно проще читать британские и ирландские тексты — проще, чем американские и канадские, во всяком случае на первый взгляд, несмотря на то, что со стороны кажется будто все должно быть наоборот или восприятие должно быть одинаково, учитывая наш коллективный опыт взросления.

У нас есть свои методы чтобы обходить эти отличия. Некоторые из нас избегают различий в написании или используют синонимы слов, которые отличаются в разных диалектах. Мы с Ричардом печально известны в системе тем, что мы не можем скрыть свои интонации и акцент, в то время как Явари и Хесс справляются с этим легче всех. Все становится ещё сложнее, если английский для вас не родной язык и это отражается на структуре и интонации речи. Такова ситуация у Ноэля — он свободно владеет английским, но это не его родной язык, что легко понять из его речи и письма.

Иногда члены системы используют свои словечки, когда говорят «по умолчанию/от общего лица». Несколько лет назад мы работали над документом, в котором я написала ‘accountancy’ вместо «accounting’, и другие это заметили. Британцы используют слово ‘Accountancy’ чаще, чем американцы.

Я даже не заметила, что я это сделала, пока нам на это не указали. Я воспринимала свои слова как норму, они выглядели и звучали так, как и должны. Я не понимаю что мои слова могут звучать странно, пока люди мне на это не указывают.

В некоторых же ситуациях мы не идём на компромиссы. Когда мы пишем от первого лица, то любой член системы, будь то англичанин, австралиец или любой другой не-американец, будет использовать то правописание и ту пунктуацию, которая ему ближе. Мы остаёмся собой. Конечно, мы используем ожидаемые от нас слова если мы пишем что-то для работы. Но у нас есть разные варианты, которым мы можем следовать, не ощущая при этом, что наше существование игнорируется. Мы и так достаточно себя ограничиваем.

———

На русский язык переведено специально для проекта Нейроразнообразие.