Автор: Айман Экфорд
— Мы уже здоровались! Неужели ты не помнишь? — спрашивают у меня знакомые.
— Неужели ты забыла, что я тогда была на лекции, как и ты? — говорят они.
Мне приходится постоянно сталкиваться с подобными вопросами и комментариями.
Я могу не узнать вас, не поздороваться с вами, пройти мимо вас, как будто мы незнакомы, даже если мы общаемся уже давно. И иногда я могу спрашивать у вас:
— Я вас знаю? Мы с вами уже виделись?
И дело не в том, что я «невнимательна к людям». А в том, что у меня, как и у многих аутичных людей (и некоторых неаутичных) есть -прозопагнозия то есть, сложности с распознаванием лиц и плохая память на лица.
Поэтому на первом курсе университета я не справлялась с работой старосты. Я физически не могла запомнить, кого как зовут и кто сдавал деньги на университетские нужды, потому что переставала узнавать однокурсниц если они меняли прическу, а однокурсников даже если видела их в другой одежде.
Поэтому я могу просмотреть целый сезон сериала и только в самом конце сезона научиться различать лица персонажей — и поэтому некоторые фильмы, где все персонажи примерно одного возраста и расы мне лучше пересматривать по несколько раз.
Поэтому я часто либо вообще не здороваюсь с людьми, либо здороваюсь с ними по несколько раз в день. Еще одна аутичная особенность заключается в том, что мне, как и многим аутичным людям, сложно соблюдать формальные и не несущие смысловой нагрузки ритуалы вежливости, и если уж я решила их соблюдать, мне очень легко сбиться. Поэтому я на всякий случай здороваюсь со всеми — в том числе с незнакомцами и с теми, кого я видела уже множество раз за день. Если это не очень хорошо знакомый мне человек, вероятно, я при встрече не могу быть уверена, что мы знакомы или что мы сегодня виделись.
Поэтому, если мы не очень хорошо знакомы, я, вероятно, не узнаю вас в незнакомой обстановке.
Поэтому я могу спрашивать у вас, знаю ли я вас, говорили ли мы с вами о чем-то, были ли вы тем человеком, с которым я говорила вчера на какую-то тему и задавать другие подобные вопросы.
Поэтому я могу просить вас «познакомить» меня еще раз с нашим общим знакомым — когда я говорю вам, что могу его не узнать несмотря на то, что вы знаете, что я уже виделась с ним несколько раз, я говорю правду. Я действительно не узнаю этого человека без вашей помощи.
Иногда люди думают, что у меня в принципе плохая память. Это не так. Память на факты и на события у меня лучше, чем у большинства знакомых. Точно так же, как и зрительная память. Поэтому я могу различать рисованные лица в мультфильмах или нарисованные лица у кукол, но мне сложно различать лица настоящих людей. Но так бывает не у всех людей с прозопагнозией — некоторым лица на картинках распознавать так же сложно, как и лица реальных людей.
Иногда люди считают прозопагнозию постоянной и влияющей на распознавание всех лиц — на самом деле, в моем случае это не так. Есть люди с прозопагнозией, которые не могут различать лица даже собственных родителей, но такое бывает не так часто. И бывают люди, у которых сложности с распознаванием лиц распространяются только на тех, кого они очень плохо знают. У меня — средний вариант. Я хорошо узнаю лица людей и актеров, которых часто видела, и я с легкостью могу запомнить лица с необычными чертами даже с первого раза, но при этом «обычные» лица людей, которых я знаю не очень хорошо и видела не очень часто, мне запомнить сложно.
Иногда люди думают, что прозопагнозия сильно усложняет мою жизнь. И частично они правы. С ней связано большое количество социально неловких ситуаций, с которыми я сталкивалась.
Но еще больше проблем вызывает то, что большую часть жизни мои знакомые и родственники считали, что мне надо «просто постараться» и запомнить лица. Меня ругали за то, что я не запомнила лицо воспитательницы детского сада, которая меня обзывала, и спутала ее с другой новой помощницей воспитательницы. Я до сих пор не знаю, ошиблась я тогда или нет, указав на женщину, которая, по-моему мнению, меня обозвала. Я просто знаю, что мне было очень сложно понимать чем отличается большинство работниц садика кроме их одежды.
В школе меня ругали за то, что я не могла указать, как выглядел мальчик, который меня избивал и признавалась, что могла спутать его с другим мальчиком. И что я, возможно, указала не на ту учительницу, когда говорила об учительнице, которая на меня кричала. Возможно, их действительно ругали напрасно, и не они были моими обидчиками.
Я не хотела подставлять людей, и боялась, что из-за меня может достаться невинным, но все равно не могла заставить себя запоминать лица тех, кто меня доставал. И попытки взрослых давить на меня не могли дать мне эту способность — они только заставляли меня чувствовать себя ни на что не способной и мешающей всем окружающим.
Если бы взрослые поняли тогда, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не могу запомнить лица людей, мне было бы намного легче принять эту свою особенность.
Если бы почти всю мою жизнь знакомые верили бы мне и не считали бы что я «на них обиделась» и «на что-то намекаю», если я их не узнаю, нам было бы проще общаться.
Когда я стала старше и пришла в активистское сообщество, я поняла, насколько проще общаться с людьми, которые готовы признавать твою компетентность, когда ты говоришь о своих сложностях. Они с пониманием относились к моим вопросам и к тому, что я могу их не узнавать. Они не винили меня в этом, не смеялись надо мною и не задавали мне глупых вопросов. До этого я даже не понимала, сколько сил и времени уходит на то, чтобы нормально общаться с людьми, когда тебе важно общение, но ты не можешь запоминать лица собеседников.
Понимание чужих особенностей, презумпция компетенции, осознание того, что некоторым людям может быть очень сложно то, что дается вам легко… и, возможно, бейджики с именами на важных конференциях… Для того, чтобы облегчить мою жизнь в большинстве повседневных ситуаций понадобилось так мало! И решение проблемы заключалось в преодолении стереотипов в той социальной группе, где я нахожусь, в создании инклюзии, а не в моих попытках совершить невозможное.
Нейроразнообразие 