Аноним: «Вы безнадежно нормальны»

Впервые опубликовано: http://vk.com/psy_customers
Эту фразу я почти год назад услышал от психиатра. У меня была повышенная суицидальная готовность и, возможно, депрессия, но я очень хорошо держался, и поэтому мои слова о том, что мне плохо, видимо, не были восприняты всерьез.

В январе этого года история повторилась. Однако в этот раз я был настойчивее и сказал: «Отлично, вы можете мне не верить, это ваше право, но если вы не выпишите мне чего-нибудь от моих симптомов, я выйду в окно. Я действительно это сделаю». Я хочу озвучить проблему обесценивания состояния людей, страдающих от невидимой боли, от ментальных расстройств. Человек может выглядеть лучше, чем е_й на самом деле по разным причинам, и поэтому может вовремя не получить помощи. Я очень часто оказывался таким человеком. Иногда я что-то быстрее диагностировал у себя сам, чем врачи додумывались до этого. Например, я догадался, что у меня эпилепсия задолго до того, как врачи додумались сделать мне энцефалограмму. Симптомы эпилепсии проявляются у меня лет с 14, а диагноз я получил в 20. Почему так вышло? У меня есть несколько вероятных причин. Первая — я аутичен. И из этой причины есть несколько следствий.

1. Я не выражаю эмоции так, как нейротипичные люди. Я научился делать интонации в разговоре и нужные жесты, но, кроме того, что это утомительно для меня, это становится неубедительным для врача, особенно, если речь идет о головной боли или о ментальном расстройстве. О чем-то таком, что невозможно увидеть без специальных приборов и тестов, а потому это наиболее подвержено эмоциональной и субъективной оценке. Когда я говорю: «я думаю, у меня депрессия, и я хочу умереть», мое лицо остается нейтральным, как будто я говорю: «передайте за проезд, пожалуйста». Или я могу начать «неуместно» улыбаться и шутить. Я пытаюсь справиться со своей огромной болью в этот момент. Врачи часто думают, что у меня все не так плохо, раз я дошел до них и способен их развлекать. В действительности, я пытаюсь продержаться еще какое-то время, чтобы остаться в живых.

2. Мне сложно называть эмоции, которые я переживаю. Всякий раз когда врач спрашивает меня: «что вы чувствуете?», мне кажется, что я снова стою у доски, и учитель задает мне перед всем классом вопрос, на который я не знаю ответа. Или я чувствую себя пойманным на месте преступления. Я не знаю, как объяснить, насколько мне плохо. Когда я подбираю слова, медленно, с огромными паузами или, чтобы заполнить неловкость, начинаю рассказывать о своих увлечениях, это выглядит неубедительно для врача.

3. У меня странная сенсорная чувствительность, например, я почти не чувствую физической боли. Из-за этого возникают некоторые забавные ситуации: Врач замечает недавний шрам у меня на кисти:
-Вы наносите себе повреждения?
-Нет.
-Тогда откуда этот шрам?
-Я не помню.
-У вас провалы в памяти?
-Нет.
-Что вы делали вчера?
-*рассказываю все очень подробно с утра до вечера*
-Может, вы вчера порезались?
-Я не помню.
-Может, все-таки у вас провалы в памяти? -Серьезно?

И эта музыка может быть вечной. Сказка про белого бычка. А я ведь могу действительно получить сильную травму и не помнить, где я порезался, ударился или ушибся. У меня был случай, когда я две недели проходил с переломом пальца на ноге и обратился в травмпункт только тогда, когда нога перестала влезать в ботинок. До этого школьный врач решила, что со мной все хорошо, и перелома нет, ведь я не корчусь от боли, когда она надавливает на больное место. Вторая причина — у меня ДРИ. Да, нас много в одной голове, да, это не очень просто понять.

 

  1. То, что я пишу о себе в единственном числе — это вопрос безопасности и контроля. Я должен постоянно делать вид, что я вписываюсь в социальные ожидания, поэтому очень часто на прием к врачу попадает тот из нас, кто чувствует себя наиболее здоровым.

 

  1. У меня, кроме того, сильный ПТСР и тонны трудного опыта исключения, обесценивания, травли и насилия. В том числе, со стороны врачей. Я годами делал вид, что все хорошо, приходя в школу, на работу, в университет, в поликлинику, словом в «общественные места». До сих пор я молчу о многом. Могу ли я рассказать этому конкретному психиатру про ДРИ без угрозы оказаться в стационаре против моей воли? Будет ли этот психиатр уважать меня как человека, если я перестану притворяться и скажу, что я транс? Получу ли я необходимую помощь, если сознаюсь, что у меня нет московской прописки? Я никогда не знаю, что безопасно говорить данному врачу, а за что меня могут наказать вместо помощи.

Я не призываю меня жалеть.

Я призываю подумать над этим текстом, в первую очередь, тем, кто оказывает помощь другим людям. Будьте тем человеком, который верит пациент_ке. Если человек говорит, что е_й плохо, он_а не обязана при этом «выглядеть именно так, как вы представляете себе человека, которой очень плохо». Гарантируйте конфиденциальность и безопасность. Не нарушайте свои обещания, верьте своим пациент_кам и держите свое слово.

Оставьте комментарий